Складки на ткани пространства и времени
Складки на ткани пространства и времени
Складки на ткани пространства и времени
Не пусто оно, но видится пустым,
и превосходит пустоту,
не мысль, не мыслящий и не мыслимое,
но то, о чём только и следует мыслить.
Теджабинду-упанишада, стих 10
“Складки на ткани пространства и времени” — это вполне научный термин, относящийся к гравитационным полям и волнам, но также эта фраза известна как художественная метафора, описывающая феномены измененного состояния сознания.
Медитация — один из методов достижения измененного состояния сознания. В различных духовных течениях существуют техники медитации с разной степенью погружения. Обычно медитация выполняется с закры-тыми или прикрытыми глазами, но есть техника Тратака, выполнение которой заключается в пристальном смотрении на пламя свечи или нарисованную точку не отводя взгляд и не моргая в течении длительного времени. Сначала это кажется очень сложным, или даже невозможным, однако в какой-то момент практики ум успокаивается, глаза расслабляются, но не теряют объект наблюдения. Пристальный взгляд становится отрешенным, а вектор внимания направляется во внутренний космос, в складки пространства и времени.
С помощью half-frame камеры я фиксирую физическую реальность в тех обстоятельствах, в которых нахожусь. В момент фотографирования вспоминаю изменённое состояние сознания и стараюсь поймать его тень на фотоснимке.
Представленные диптихи, как я чувствую, указывают на искомую складку, ведь она скрыта в пространстве между кадрами. По сути, главное в представленных снимках — это пустота межкадрового пространства, а сюжет нужен лишь для того, что бы была возможность заметить эту пустоту, а может быть и заглянуть в неё, оценить насколько гибка складка ткани пространства-времени или, другими словами, насколько глубока кроличья нора. Это работает и в другую сторону: в самых различных обстоятельствах можно найти связь с трансцендентным.
Пространство меняет мерность, а время из “прошлого-настоящего-будущего” превращается в мгновенье “сейчас”, которое превращается в “вечность”. Что бы обозначить складку необходимо пространство и время. Как раз с этими категориями физически и связана фотография.
Крым - Москва - Грузия,
2022-2023
По пути Cилы
Человек рождается в этот мир чистым, не ведающим ни зла не добра. В мире ребёнка все едино, и взаимосвязано, — и сталкиваясь с чем-то впервые, он познаёт и действует исходя из своей природы, откликаясь и познавая явление эмпирическим путём. В работе Андрея Иванова «О недуальнсоти» мы сталкиваемся с оптикой и видением, которые никак нельзя назвать детскими, но которые через усилие, через акт принятия уже взрослого человека, делают мир единым, но не так как в детстве — когда ребёнок ещё чего то не знает. Это единство как раз произрастает из знания, и из принятия разных сторон жизни, разного опыта, с которым сталкивается уже взрослый, наученный человек. Мир недуальности, о котором говорит автор — это мир, в котором отсутствует категория осуждения. Или точнее — она присутствует в нем лишь как один из многих других феноменов, существующих в мире. Даже имея дело со сложным опытом, который обычно люди стремятся отвергнуть, через внутренние усилие, исходящее из любви, Иванов принимает его, целя и исцеляя пространство разделения, разрешая конфликт — как внутренний, так и внешний, создавая пространство целостности и единства.
Недуальность взгляда Иванова это не просто попытка не делить мир на чёрное и белое, на плохо и хорошо, но это способность человека принимать жизнь, людей в этом мире, в этом бесконечном потоке хаоса — без осуждения и предвзятости. Эту силу автор черпает из предельно честного диалога с самим собой и способности присутствовать в настоящем моменте. Словно погружаясь в состояние глубокой медитации, достигая изнутри состояния покоя во внешнем мире, охваченном страданием, художник проводит это целительное пространство неосуждения через свой взгляд и видение, фиксируя это с помощью камеры. Будучи зачарованным самим феноменом жизни, в поисках внутреннего «тотального пейзажа» сострадания и принятия, Иванов создает образ не раскола и сопоставления — как это можно было бы прочитать из очевидной формы работы — формы диптихов, — но создает образ принятия жизни — со всей ее разностью и многогранностью — в разности и различиях находя силы любить жизнь ещё сильнее. Диптихи Иванова исполнены рукою мастера, они технически выполнены на высочайшем уровне, но сам факт поиска такой оптики, такого взгляда и способа видеть мир в современных реалиях говорит не о подвиге и геройстве (которым нет места в жизни), а о потребности переоткрыть мир, увидеть его новым взглядом, возродившись из пепла. Словно феникс, сгорая дотла и обновляясь, Иванов на секунду возвращает нас в миг «чистоты души», показывая природу мира, жизни и фотографии такими, какими они и являются на самом деле — чистыми и неделимыми, живыми и — в вечности подлинными, простыми и максимально открытыми.
Работа Иванова существует сразу в нескольких традициях. Она хорошо наследует как критическую, аналитическую западную мысль, так и созерцательный взгляд Востока. Но на самом деле суть этой работы как раз в синтезе и ее русской самобытности. Можно проводить параллели с культурами Востока - с японским синто, с буддизмом и учением даосов о недуальности и единстве, можно отсылать проект к психоанализу и работам европейских философов, и они полностью лягут в обе традиции; каждый увидит в них свой культурный код, но на самом деле здесь мы видим абсолютно русскую интуитивность, максимальную искренность, даже исповедальность метода и голоса лирического героя. Сила этой работы в ее синтезе и универсальности — она показывает современную русскую фотографию через парадоксальное сочетание несочетаемого, которое складывается как нельзя гармонично и целостностно, раскрываясь перед каждым зрителем ровно так, как он способен увидеть. В поисках внутренней правды, свободы и освобождения от внешнего, художник проводит нас в глубины своей души и выводит через парадоксальную простоту метода и визуальную точность к самим себе.
Но эти диптихи свидетельствуют не только о внутреннем поиске, и попытке примириться или понять действительность и время, в котором мы живем, они сочетают в себе многомерные структуры разных культурных кодов, которые словно фракталы складываются в гармоничный узор, в единое поле, рождая своеобразный пейзаж единства, который обладает очень высоким градусом коммуникативности.
Идя по пути Силы, автор ищет неизведанное. Можно даже сказать, что он видит что-то, чего нет. Или оно все же есть, но скрыто и через свою работу автор документирует сам факт существования этого «Другого», потустороннего - того, с чем имеют дело практики различных духовных учений востока, или священники, или же дети — и того, что мы часто разучиваемся видеть вырастая. Смещая точку сборки таким образом, что уходит сам корень разделения, фотограф запечатлевает этот новый мир в своих работах, и выводит нас в пространство, в котором пусть и присутствует трудность и конфликт, но они присутствуют лишь как штрих в общем пейзаже, как одна из граней этого мира. Как травинка, пробивающая землю в поисках источника света, как росток иссушает землю, стремясь жить, вырасти и расцвести, так и страдание, присущее нашему миру —обретают другое качество и становятся помощниками на пути обретения и познания мира и жизни такими, какие они есть, наравне с другими явлениями, чувствами и событиями, которые присутствуют в нашей жизни. В работе Иванова «о недуальности» мы видим взгляд мастера, взгляд выросшего художника поколения миллениалов, который не ищет громких заявлений и эпатажа у публики. Эти работы нельзя назвать интровертными, да они личные, но сила и точность голоса автора говорит о зрелости, внутренней свободе и независимости, о бесстрашии автора быть самим собой в современном мире, об отсутствии страха перед осуждением, желанием кому-то понравиться. Также эти работы говорят о лёгкости и любви к жизни — передаваемой от автора к зрителю, наполняя его уверенностью, состраданием и принятием. Автор, словно мудрец, проживший не одно воплощение, видевший то и это, передаёт нам знание о природе вещей и явлений. Смотря эти работы, мы обретаем знание, которое недуально и неделимо, которое может быть «узнано» лишь внутренним взором, и которое приобщает нас к торжеству жизни, давая ощущение принятия и присутствия, спокойствия, принадлежности к вечности и природе любви этого мира.
Никита Пирогов, редактор
Не пусто оно, но видится пустым,
и превосходит пустоту,
не мысль, не мыслящий и не мыслимое,
но то, о чём только и следует мыслить.
Теджабинду-упанишада, стих 10
“Складки на ткани пространства и времени” — это вполне научный термин, относящийся к гравитационным полям и волнам, но также эта фраза известна как художественная метафора, описывающая феномены измененного состояния сознания.
Медитация — один из методов достижения измененного состояния сознания. В различных духовных течениях существуют техники медитации с разной степенью погружения. Обычно медитация выполняется с закры-тыми или прикрытыми глазами, но есть техника Тратака, выполнение которой заключается в пристальном смотрении на пламя свечи или нарисованную точку не отводя взгляд и не моргая в течении длительного времени. Сначала это кажется очень сложным, или даже невозможным, однако в какой-то момент практики ум успокаивается, глаза расслабляются, но не теряют объект наблюдения. Пристальный взгляд становится отрешенным, а вектор внимания направляется во внутренний космос, в складки пространства и времени.
С помощью half-frame камеры я фиксирую физическую реальность в тех обстоятельствах, в которых нахожусь. В момент фотографирования вспоминаю изменённое состояние сознания и стараюсь поймать его тень на фотоснимке.
Представленные диптихи, как я чувствую, указывают на искомую складку, ведь она скрыта в пространстве между кадрами. По сути, главное в представленных снимках — это пустота межкадрового пространства, а сюжет нужен лишь для того, что бы была возможность заметить эту пустоту, а может быть и заглянуть в неё, оценить насколько гибка складка ткани пространства-времени или, другими словами, насколько глубока кроличья нора. Это работает и в другую сторону: в самых различных обстоятельствах можно найти связь с трансцендентным.
Пространство меняет мерность, а время из “прошлого-настоящего-будущего” превращается в мгновенье “сейчас”, которое превращается в “вечность”. Что бы обозначить складку необходимо пространство и время. Как раз с этими категориями физически и связана фотография.
Крым - Москва - Грузия,
2022-2023
По пути Cилы
Человек рождается в этот мир чистым, не ведающим ни зла не добра. В мире ребёнка все едино, и взаимосвязано, — и сталкиваясь с чем-то впервые, он познаёт и действует исходя из своей природы, откликаясь и познавая явление эмпирическим путём. В работе Андрея Иванова «О недуальнсоти» мы сталкиваемся с оптикой и видением, которые никак нельзя назвать детскими, но которые через усилие, через акт принятия уже взрослого человека, делают мир единым, но не так как в детстве — когда ребёнок ещё чего то не знает. Это единство как раз произрастает из знания, и из принятия разных сторон жизни, разного опыта, с которым сталкивается уже взрослый, наученный человек. Мир недуальности, о котором говорит автор — это мир, в котором отсутствует категория осуждения. Или точнее — она присутствует в нем лишь как один из многих других феноменов, существующих в мире. Даже имея дело со сложным опытом, который обычно люди стремятся отвергнуть, через внутренние усилие, исходящее из любви, Иванов принимает его, целя и исцеляя пространство разделения, разрешая конфликт — как внутренний, так и внешний, создавая пространство целостности и единства.
Недуальность взгляда Иванова это не просто попытка не делить мир на чёрное и белое, на плохо и хорошо, но это способность человека принимать жизнь, людей в этом мире, в этом бесконечном потоке хаоса — без осуждения и предвзятости. Эту силу автор черпает из предельно честного диалога с самим собой и способности присутствовать в настоящем моменте. Словно погружаясь в состояние глубокой медитации, достигая изнутри состояния покоя во внешнем мире, охваченном страданием, художник проводит это целительное пространство неосуждения через свой взгляд и видение, фиксируя это с помощью камеры. Будучи зачарованным самим феноменом жизни, в поисках внутреннего «тотального пейзажа» сострадания и принятия, Иванов создает образ не раскола и сопоставления — как это можно было бы прочитать из очевидной формы работы — формы диптихов, — но создает образ принятия жизни — со всей ее разностью и многогранностью — в разности и различиях находя силы любить жизнь ещё сильнее. Диптихи Иванова исполнены рукою мастера, они технически выполнены на высочайшем уровне, но сам факт поиска такой оптики, такого взгляда и способа видеть мир в современных реалиях говорит не о подвиге и геройстве (которым нет места в жизни), а о потребности переоткрыть мир, увидеть его новым взглядом, возродившись из пепла. Словно феникс, сгорая дотла и обновляясь, Иванов на секунду возвращает нас в миг «чистоты души», показывая природу мира, жизни и фотографии такими, какими они и являются на самом деле — чистыми и неделимыми, живыми и — в вечности подлинными, простыми и максимально открытыми.
Работа Иванова существует сразу в нескольких традициях. Она хорошо наследует как критическую, аналитическую западную мысль, так и созерцательный взгляд Востока. Но на самом деле суть этой работы как раз в синтезе и ее русской самобытности. Можно проводить параллели с культурами Востока - с японским синто, с буддизмом и учением даосов о недуальности и единстве, можно отсылать проект к психоанализу и работам европейских философов, и они полностью лягут в обе традиции; каждый увидит в них свой культурный код, но на самом деле здесь мы видим абсолютно русскую интуитивность, максимальную искренность, даже исповедальность метода и голоса лирического героя. Сила этой работы в ее синтезе и универсальности — она показывает современную русскую фотографию через парадоксальное сочетание несочетаемого, которое складывается как нельзя гармонично и целостностно, раскрываясь перед каждым зрителем ровно так, как он способен увидеть. В поисках внутренней правды, свободы и освобождения от внешнего, художник проводит нас в глубины своей души и выводит через парадоксальную простоту метода и визуальную точность к самим себе.
Но эти диптихи свидетельствуют не только о внутреннем поиске, и попытке примириться или понять действительность и время, в котором мы живем, они сочетают в себе многомерные структуры разных культурных кодов, которые словно фракталы складываются в гармоничный узор, в единое поле, рождая своеобразный пейзаж единства, который обладает очень высоким градусом коммуникативности.
Идя по пути Силы, автор ищет неизведанное. Можно даже сказать, что он видит что-то, чего нет. Или оно все же есть, но скрыто и через свою работу автор документирует сам факт существования этого «Другого», потустороннего - того, с чем имеют дело практики различных духовных учений востока, или священники, или же дети — и того, что мы часто разучиваемся видеть вырастая. Смещая точку сборки таким образом, что уходит сам корень разделения, фотограф запечатлевает этот новый мир в своих работах, и выводит нас в пространство, в котором пусть и присутствует трудность и конфликт, но они присутствуют лишь как штрих в общем пейзаже, как одна из граней этого мира. Как травинка, пробивающая землю в поисках источника света, как росток иссушает землю, стремясь жить, вырасти и расцвести, так и страдание, присущее нашему миру —обретают другое качество и становятся помощниками на пути обретения и познания мира и жизни такими, какие они есть, наравне с другими явлениями, чувствами и событиями, которые присутствуют в нашей жизни. В работе Иванова «о недуальности» мы видим взгляд мастера, взгляд выросшего художника поколения миллениалов, который не ищет громких заявлений и эпатажа у публики. Эти работы нельзя назвать интровертными, да они личные, но сила и точность голоса автора говорит о зрелости, внутренней свободе и независимости, о бесстрашии автора быть самим собой в современном мире, об отсутствии страха перед осуждением, желанием кому-то понравиться. Также эти работы говорят о лёгкости и любви к жизни — передаваемой от автора к зрителю, наполняя его уверенностью, состраданием и принятием. Автор, словно мудрец, проживший не одно воплощение, видевший то и это, передаёт нам знание о природе вещей и явлений. Смотря эти работы, мы обретаем знание, которое недуально и неделимо, которое может быть «узнано» лишь внутренним взором, и которое приобщает нас к торжеству жизни, давая ощущение принятия и присутствия, спокойствия, принадлежности к вечности и природе любви этого мира.
Никита Пирогов, редактор
…